Я всегда возвращался сам

Я всегда возвращался сам

Помню в детстве, когда читал Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания», поразило меня издевательство над гимназистами, которым запрещено было появляться на улице после семи часов вечера. Вот я тогда обрадовался, что царя свергли, а то ведь и мне не видать бы ночных посиделок у костра, не печь картошки, не играть в футбол при свете единственного на всю улицу фонаря, и еще много всяких НЕ, с которыми жизнь стала бы куда бледней. Но вот теперь, когда мне стукнул двадцать второй, вдруг вернулся «кондуит».
А они и не уходили. Они остались в беседках, в гаражах, в моем подъезде. Остались потому, что в их жизни ничего не изменилось. Не потому, что милиция придерживается обкатанной схемы рейдов по хлебным местам перед сдачей отчетов, не потому, что законотворцы наши сами не знают, о чем говорят. А потому, что одни родители не воскресли, другие не бросили пить, третьи так и не научились видеть в чаде личность, у которой есть свой взгляд на жизнь и свои потребности. Потому, что в любом районе есть точка, где можно купить водку, травку, соломку. Потому, что остались «старшие товарищи», которые всегда подскажут кто друг, а кто враг и поделятся последним «корабликом», как последним сухарем в окопе. Их не тянет домой.
Их не тянет домой, потому что дом - это не место жительства. Это место, где тебя ждут и ты не будешь лишним со всеми своими идеями, с любимой музыкой, где ты можешь чувствовать себя личностью. Не чьим-то придатком, не по гроб жизни обязанным за то, что родили тебя и кормят. Ты ведь и не просил, тебя никто не спрашивал, и если жизнь тебе дали только ради упоения собственных потребностей, то пошли они все к черту! Ты ведь и без них проживешь, потому что на улице есть «друзья».
Родители хватаются за голову, когда их дети попадают в «дурную компанию», они же такие хорошие, они же «вот такусенькие были»! Но они уже давно не «вот такусенькие»! И горе, если первыми заметят это не мама с папой, а уличные «друзья», которые по плечу хлопнут и скажут: «Да ты мужик! Да мы за тебя порвем! Выпей с нами по-братски!», а девочке, которую считают дома куколкой несмышленой, скажет какой-нибудь парень, года на три старше: «Да ты супер! Я тебя хочу!». Это - болото, которое умеет затягивать, оно играет на гордости, на потребности подростка чувствовать себя значимым. И еще оно дает ложное ощущение братства.
Душа человеческая жаждет любви, жаждет веры во что-то, за что не жалко умереть, она жаждет смысла. Но если ребенок воспитывается в семье, где нет любви, где нет духовных ценностей, если с раннего детства ему не прививают «вкус» к красоте и правде, то он будет тыкаться как слепой котенок во все углы в поисках настоящего. Тогда появится и улица, и «братья», и любовь как похоть, и водка как смысл.
Сами они называют это УЛИЦЕЙ, и выражение «я вырос на улице» всегда звучит гордо. Но на самом деле они растут в ПОДВОРОТНЕ, среди вони, грязи, пошлости. И вранья. Подворотня обманывает их. Сперва она разрушает всякие внутренние ценности, даря иллюзию свободы, а потом начинает топтать беззащитного, смешивать его с грязью. Ведь ценными становятся лишь водка, деньги и сигареты. И уже не может быть дружбы, любви, вообще ничего одухотворенного. Одно РАЗОЧАРОВАНИЕ сильных и БЕЗРАЗЛИЧИЕ слабых.
Но моя УЛИЦА была другой. Она была философией самой настоящей жизни и радости, философией детства, как религии!
И у нас были алкаши, наркоманы, тринадцатилетние проститутки, которые общались только со старшими, были драки. Но не было у нас ненависти к миру! Не вырывали мы себе глаз, чтоб у тещи зять кривой был! Это было время искренности и бескорыстия, это было время познания мира, себя и ближних. И я благодарен своей УЛИЦЕ за то, что люблю чистое небо на закате, люблю ветерок с реки, люблю треск хвороста и черствость печеного хлеба.
Да. Из моих друзей детства человеком стал только один. Мать за ним следила. А остальные стали ворами, не все удачливыми. Многие уже спились, другие плотно сидят на игле. Я встречаю их на улице, потерявших человеческий облик, чувствую себя виноватым и не могу понять, почему все вышло именно так?
Может, потому, что в моей семье было понятие о добре и зле. Потому что рос я на русских романсах и Высоцком, сказках Бажова и лейтенантской прозе. Потому что я мог видеть в мире больше, чем мои УЛИЧНЫЕ друзья, и когда им пришло время захотеть большего, они ушли в ПОДВОРОТНЮ, а я не нуждался в ней.
А может, потому что в моей жизни появился настоящий друг, который спас от одиночества, и настоящий наставник, который смог дать мне взамен улицы философию степи и дороги. (Философию войны. Это страшно, но ничего значимого кроме нее в окружающем мире уже не оставалось. А потом, узнав о страданиях, о грязи и боли, пережив душой тягость войны и истоптав ноги по трассам, сугробам и шпалам, я пришел в церковь...)
Может, просто потому, что меня любили, я всегда возвращался домой САМ.
Александр Логинов