Случай на Петропавловской площади

Случай на Петропавловской площади
Иван Побединцев

Осень приходит в Ставрополь незаметно, как подкрадывается старость или наведывается тяжелая болезнь. Небо мгновенно теряет летнюю синь и хмурится скучным серым цветом, будто на палитре невидимого художника не осталось ни одной яркой краски. Холодный ноябрьский ветер гонит по узким тротуарам мертвую листву, забивая ее под колеса оставленных на ночь разномастных легковушек. Пахнет дождем и грибами.
Новый день - новые заботы. Упрятав лица в поднятые воротники плащей и курток, горожане торопятся куда-то, безразлично проходя мимо фасадов старых добротных особняков, вросших «по пояс» в булыжную мостовую Николаевского проспекта. Правда, над тем речным, чешуйчатым камнем лежит уже не один слой асфальта, и потому эти величественные домовладения, построенные когда-то «собственным иждивением» купцов, надворных советников и зажиточных мещан, сегодня кажутся одинокими сгорбленными стариками. А те из них, кого лишили ставней, смотрят виновато-пристыженно своими глазами-окнами и будто просят у нас прощения за свой неприглядный вид. Оно и понятно: дом без ставней - что купец первой гильдии без усов. Старый город с его тихими улочками, душистой сиренью в палисадниках и утренним криком молочницы ушел безвозвратно. А жаль...
Ведомый этими грустными мыслями я плелся к Верхнему базару с длинным списком продуктов, составленным «дражайшей супружницей» для предстоящего приема гостей в честь моего очередного дня рождения, ставшего за последние годы не праздником, а пустой и обыденной формальностью. Завтра за столом соберутся знакомые лица с набившими оскомину «наилучшими пожеланиями», «кавказским долголетием» и «семейным счастьем». Наполнят рюмки, поговорят о политике, перемоют косточки всем российским правителям: начнут, как водится, с Ивана Грозного, вспомнят неугомонного Петра I, накинутся на безвольного Николая II, затем обязательно Сталин - Брежнев и наш приволинский земляк Михаил Сергеевич - за ним «Борька-пьяница» и, наконец, «тандем ленинградской сборки». Долго будут пенять на чиновничий произвол, на «оборотней в погонах», на убогие больницы и плохие дороги... А часам к одиннадцати друзья и родственники начнут расходиться, и в полночь дом совсем опустеет. И так каждый год, вот уже двадцать лет...
У самого входа в рынок я заметил опрятно одетую пожилую русскую женщину. Она явно не вписывалась в говорливую массу торгашей из одной бывшей
Союзной республики, навязчиво предлагавших товар каждому встречному. Сам не знаю почему я направился к ней. На ее прилавке лежало совсем немного вещей: какая-то потрепанная книжонка, совсем новый плотницкий рубанок и неровные куски металла похожего на медь. Книга оказалась до боли знакомой - «Грибы на Ставрополье», выпущена краевым издательством еще в 75-м году, когда-то мне такую подарил отец.
- Возьмите, мужчина, отдам недорого, - старушка подняла на меня полные грусти глаза.
- Сколько?
- Не знаю даже, ну хоть рубликов тридцать дадите?
Я открыл заглавный лист и прочел надпись: «На память грибнику И.Н. Г-ву от П-ва А.И. 27.XI - 75 г.»
- А рубанок?
- Пятьдесят рублей.
- Хорошо, - кивнул я и полез в карман.
- А медь вам не нужна? От ревматизма она, знаете ли, спасает. Это муженек мой, родименький, для меня собирал и выпаивал... Он ушел недавно, а я вот пока осталась... Пенсия маленькая - тяжело. Плотничать он любил, а рубанок прямо перед самой смертью купил - радовался очень. За грибами в этом году всего один разок сходил - не успел больше, - женщина теребила край косынки и с надеждой смотрела на меня. - Возьми, сынок, медь, пригодится...
- Нет, спасибо, мне она без надобности, - я отдал ей деньги, забрал покупки и быстро удалился.
Потом я долго бродил между прилавками полированных яблок и вечно спелых турецких помидоров, старательно вычитывал список, боясь что-нибудь пропустить, расплачивался, машинально складывал продукты в пакет, но все это время никак не мог отделаться от разъедавшего душу горького чувства вины. Мне было совестно за себя и так неловко, как будто в храме я забыл снять шапку.
Вскоре я вышел на улицу и полный праведных устремлений подался все к тем же рядам. На том самом месте стоял какой-то парень - то ли Гарик, то ли Ашот (простите великодушно, господа, запамятовал) и настоятельно мне рекомендовал приобрести средство от тараканов. А я все смотрел по сторонам и пытался отыскать знакомое лицо, но ее нигде не было. И только неугомонный ветер раскачивал верхушки старых тополей, помнящих то время, когда площадь перед Тюремным замком именовалась Петропавловской.
Дома моя жена никак не могла взять в толк, зачем это я принес бесполезные предметы, если за всю семейную жизнь я ни разу не ходил по грибы и уж тем более никогда не плотничал. Признаться, я и сам не знаю.... Наверное, обидно стало, что вещи живут дольше нас, а еще стыдно за страну, в которой ее престарелым гражданам приходится продавать память о своих близких.