ПОЗВОНИТЕ, КОГДА УМРЕТ. ПРИЕДЕМ ПОДТВЕРДИМ...

Министерство здравоохранения СК проводит проверку по факту смерти пациентки Нины Литвиновой. На прошлой неделе семейная трагедия Екатерины Еременко, рассказавшей в социальных сетях, как умирала ее 69-летняя бабушка, так и не дождавшись помощи от врачей, заставила содрогнуться весь край. Содрогнуться из-за... типичности происходящего. Но об этой типичности позже. Для начала история.

Поболит и перестанет?

На страничке Екатерины много фотографий со своей бабушкой. На последней они, улыбаясь, сидят, тесно прижавшись друг к другу - старшее поколение и младшее. Просто счастливая и дружная семья, которой довелось пережить многое. И онкологию Нины Ивановны, и три грыжи на позвоночнике. Был еще запущенный диабет и даже воспаление седалищного нерва, надолго приковавшее энергичную и подвижную женщину к кровати. Врачи тогда давали самые неблагоприятные прогнозы, но Нина Ивановна на зубах вытащила эту схватку за собственное здоровье, чтобы снова вернуться в столь любимый огород к грядкам с огурчиками, помидорами и петрушкой.

Поэтому когда в конце 2020 года у нее снова «прострелило» ногу и вернулись тянущие боли от бедра до голеностопа, никто паники поднимать не стал. Да и сама Нина Ивановна наотрез отказывалась ехать на обследование в Ставрополь - чай, не впервые, глядишь, и расхожусь полегоньку. И ходила, превозмогая боль. Пока не упала и не ударилась головой о дверной косяк. Тут уж никто из близких протесты упрямицы слушать не стал. Особенно когда ненароком выяснилось, что страдающая сахарным диабетом бабушка откровенно запустила лечение, греша на «сломанный» глюкометр.

Препарат на протяжении нескольких дней вместо уровня сахара показывал «H1», что обозначало запредельные значения, то есть больше 30 ммоль/л, тогда как женщина не смогла их правильно интерпретировать. Зато все поняли близкие Нины Ивановны, экстренно посадили ее на строжайшую диету и чуть ли не с боем заставляли пить таблетки, так как от инсулина родственница принципиально отказывалась. Возобновленное лечение помогло снизить показатели, но вот лучше Нине Ивановне не становилось. Спустя три дня она все так же жаловалась на боли в ноге, и если 9 декабря хоть как-то передвигалась на ходунках, к 12-му числу совсем слегла. Видя, как мучается близкий человек, семья Еременко решила обратиться к частному неврологу.

«Почему именно к частному, а не к терапевту из поликлиники? Так как бабушка не местная, это могло бы осложнить процесс. К тому же я была уверена, что терапевт если и придет в субботу (что вряд ли), то особо не поможет. Скажет, что нужно вызывать невролога, а его приема уж точно невозможно дождаться не то что дома, а даже в поликлинике. Как мне сказали, очередь на прием расписана уже на 2 недели вперед. А помощь-то нам нужна сейчас, срочно. В итоге только один вариант - частный невролог», - пишет Екатерина. Через четыре часа после вызова приехал врач и после осмотра пациентки выставил диагноз «ущемление седалищного нерва», назначив серьезное лечение. «Сахар к этому времени снизился до 18-20 ммоль/л. «Рабочие» цифры бабушки - 12-14. С такой глюкозой она живет уже очень много лет», - пишет девушка. Семья выдохнула. Как оказалось, преждевременно. 14 декабря боль была настолько сильной, что все суточные нормы обезболивающих к вечеру были исчерпаны.

«У бабушки поднялась температура до 38,6, она начала бредить. В 22:00 мы вызвали скорую, но приехала бригада в 5 утра следующего дня. Осмотрев бабушку, врачи сказали, что ничем помочь не могут. У них в арсенале только кеторол или анальгин. Но и то, и другое у нас тоже есть в аптечке, мы и сами можем без проблем уколоть. И на этом вся помощь закончилась. Бригада скорой помощи пообещала передать наши контакты местному терапевту, чтобы он пришел и осмотрел бабушку. Но он так и не объявился», - вспоминает ставропольчанка. Следующие четыре дня состояние Нины Ивановны напоминало американские горки, когда боль то отпускала, то снова накатывала.

«Она перестала ворочаться, так как это жутко больно. Стала просто лежать на спине. И буквально за день на копчике у нее образовался огромный пролежень, который на фоне диабета разрастался с невероятной скоростью».

18 декабря семья Еременко вызвала на дом хирурга. «Приехав, врач сказал, что если она не будет переворачиваться, то умрет за неделю. Мы поворачивали ее силой против воли. Температура была в среднем 37.3-37.5», - пишет девушка. К 20 декабря пролежень стал понемногу заживать. В тот же день пациентка была проконсультирована еще одним хирургом и эндокринологом, который в срочном порядке перевел Нину Ивановну на инсулин, рекомендовав родственникам вести дневник сахара и пообещав помочь сделать блокаду на дому. Обезболивание делают на следующий день, но...

«22 декабря. Температура держится на таких же отметках. Боли не слабеют. Мы вызываем еще одного невролога. Целый день молимся на него и очень ждем прихода врача. В 16.00 он сообщает, что контактировал с коронавирусным больным и не может подвергать нас такой опасности. Советует обратиться в скорую помощь, что мы и делаем. Бригада приезжает в 22:30 и с порога заявляет, что госпитализировать бабушку не будут. Ведь она «не острая», а плановая пациентка, и для дальнейшей госпитализации нужна договоренность с заведующим отделением», - пишет Катя. Родственники в слезах умоляли сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить страдания бабушки. Медики же смогли предложить только обезболивающие уколы, которые не помогали, и таблетку снотворного, чтобы измученная Нина Ивановна хоть чуть-чуть поспала.

«У меня тогда опустились руки... Вдруг раздался звонок в дверь. И врач радостно сообщает, что смог договориться с больницей и бабушку все-таки забирают! Сколько счастья-то! У нас уже были собраны все пакеты, оставалось самое сложное: максимально аккуратно погрузить ее в машину скорой помощи. Через крики, боль и стоны мы смогли это сделать. Едем!» - вспоминает девушка.

«А врач пожимает плечами...»

Впрочем, радость родственников быстро сменилась шоком, когда в приемном отделении после визуального осмотра пациента дежурный врач... развернула семью с пациенткой обратно. Аргументация? Все та же. Нина Ивановна не «острый» пациент, а плановый, и без направления на госпитализацию, собранных анализов и теста на коронавирус «кина не будет». Равно как и лечения.

«Я почти никогда не плакала на людях, но тут я не выдержала:

- Но ведь эта эпопея до 13 января может продлиться, бабушка просто не доживет!

Врач пожимает плечами.

- Но как сдавать все анализы, если она абсолютно лежачая?

Врач пожимает плечами.

- Можно ли нам хотя бы тогда остаться в коридоре в больнице на каталке, где сейчас лежит бабушка? Мы дождемся утра, чтобы хоть МРТ сделать, получить еще одну консультацию невролога, хоть что-то сделать! Ведь это невыносимо - видеть ее муки.

- Нет, этого сделать нельзя.

- Ладно. Раз уж вы нас выгоняете, как нам добраться до дома?

- На такси.

- На каком такси?! Бабушка лежачая, к ней притронуться нельзя - она же кричит от боли!

Врач пожимает плечами.

Вот и весь разговор. Никакие мои слезы и мольбы лежачей бабушки не помогли. Так нас буквально выгнали из приемного отделения глубокой ночью. На часах было 23.40», - пишет Екатерина о милосердии по-ставропольски.

23 декабря к ним на дом снова пришел невролог и сделал очередную блокаду в область поясницы, гарантируя, что лекарство значительно облегчит боль. Что ж, врач не соврал. Первые пять часов Нине Ивановне действительно было легче. Потом - все по-новой. Боли, стоны, обезболивающее, таблетка снотворного...

«Бабушка все так же спит. Дыхание шумноватое, но не частое. Температура 37.5, сахар 9-10. Вроде действие снотворного должно было закончиться, но почему-то она по-прежнему очень сонная. Хотя на вопросы реагирует, отвечает», - напишет Екатерина утром 24 декабря, полная надежд, что кризис миновал и ее близкий человек просто так восстанавливает силы после затяжного приступа. Заодно семья решает вызвать терапевта на дом. На том конце провода обещают, что врач свяжется с ними в течение дня, но на часах уже было 18:00, а никто так и не позвонил. Тогда как у Нины Ивановны стала расти температура до 38,4 градуса и участилось дыхание. Спустя час она стала задыхаться и терять сознание. Родственники вызвали скорую. Бригада медиков приехала через сорок минут и следом вызвала коллег из реанимационной службы. Те же, осмотрев пациентку, скажут сходящим с ума от тревоги родственникам: «Бабушку вы запустили. Она умрет. Либо на вашем диване, либо на мягких носилках на улице. Вариантов нет вообще. Никаких. Она до больницы не доедет. У нее пневмония, возможно, ковид. Вот бы вы на день раньше обратились, тогда еще можно было спасти, а теперь уже нет. Позвоните, когда умрет. Приедем, подтвердим».

Вместо смерти дайте кефира!

«И все. Врачи ушли, оставив нас с умирающим человеком. Крики, слезы, истерики - вся семья окружила ее и просто ждала неминуемого конца. А тем временем дыхание бабушки стало более спокойным, пульс стабилизировался, она начинает реагировать кивками головы на наши вопросы и... просит покушать! Покормив ее с ложечки кефиром, мы начинаем осознавать, что, может, рано ее хоронить? Может, врачи ошиблись и ее можно спасти?» - пишет Екатерина. 25 декабря в три утра семья снова вызывает скорую, на вызов приезжает бригада и полностью опровергает не только диагноз, но и прогнозы коллег. Мол, да, больная в очень тяжелом состоянии, но и не таких спасали.

«Мы едем в больницу. Бабушку кладут в реанимацию. Коронавирус не подтвердился. Зато выявили то, что все предыдущие врачи опускали - состояние кетоацидоза (серьезное осложнение диабета, развивающееся на фоне недостатка инсулина), из-за которого и возникает сильная одышка, гипотония, тахикардия. Спровоцировать это состояние мог сильный стресс: ведь нас с бабушкой выгнали двое суток назад из больницы на мороз. Там же она могла и простыть. Ногу по-прежнему обезболить не могут даже сильнейшими лекарствами. Врачи подозревают метастазы в кости...» Следующие четыре дня родственники ежедневно звонили в реанимацию и интересовались здоровьем бабушки. А 29 декабря из больницы позвонили уже им - у Нины Ивановны отказало сердце.

«Написав все это, я не чувствую ни капли облегчения. Одни врачи нас выгнали из больницы, другие бросили с умирающим человеком. Я все прекрасно понимаю и не виню лично каждого из них. Ведь такова, видимо, дурацкая система. Система виновата в том, что с заведующими отделения нужно заранее договариваться. Именно из-за порядков в больнице врач приемного отделения нам отказала. Из-за системы нас бросила бригада реанимации с умирающей бабушкой. От болей, пусть и адских, человек же не умрет, верно? Боли, может, и не убьют, а совершенное равнодушие со стороны врача вполне может. Я считаю, именно это в первую очередь послужило причиной смерти моей бабушки», - каждой написанной строчкой кричит от горя девушка, и этот крик бьет в самое сердце.

Система, которая убивает?

Потому что это крик каждого из нас. Крик, в котором смешалось многое: искреннее сочувствие семье, потерявшей близкого человека, обида за женщину в самом расцвете лет. Не пенсионерку, не пожилую ставропольчанку, как прозвучало в отдельных СМИ, а полную сил и планов на будущее женщину. Нине Ивановне всего-то было 69. Тогда как, по данным Росстата, средняя продолжительность жизни женщин в стране - 78 лет. То есть как минимум лет десять у нее в запасе было, и эти десять лет у нее и у семьи усопшей украли. Кто украл? Да та самая система, о которой пишет Екатерина, и с ней сложно не согласиться. Как и все сложнее становится относить подобные трагедии к категории «частных случаев». Частное - это значит редкое, из ряда вон выходящее.

Однако уже в начале декабря громкий общественный резонанс получила ситуация в Шпаковской районной больнице, когда в приемный покой скорой помощи была доставлена 80-летняя женщина с диабетом и затрудненным дыханием. Далее, по словам родственников, медики попросили их платно пройти КТ и УЗИ сердца, а когда результаты были готовы, бабушку поместили в бокс для температурящих больных, хотя температуры у той не было. «В помещении холодно и полная антисанитария.

Грязь, пауки, экскременты на полу, жуткая вонь. Никакой дезинфекции и рециркуляторов. Там она пролежала полтора часа в ожидании осмотра, которого все не было», - рассказывала журналистам родственница пациентки.

Как и был - снова в декабре - душераздирающий пост депутата думы Владимира Шевченко, проходящего лечение от коронавируса в больнице Невинномысска, где происходящее настолько потрясло народного избранника, что на минуту забыв об официальной радостно-позитивной версии борьбы региона с Covid, он выложил едкий пост на своей странице. «Я нахожусь в палате борьбы с коронавирусом. В интенсивной терапии. Врачи стараются, но их не хватает. Со мной в палате 8 человек. Все тяжелые. Но двоим хуже всех. Одного вчера перевели в реанимацию, поэтому фамилию не называю. Второй неделю назад доходил до туалета. Уже три дня он может только сидеть на кровати и съесть чуть супа. Дальше только лежит под кислородом и слабеет, и кашляет. И тихо говорит бабушке по телефону: «Конец приходит». Давайте спасем человека. Я какое нужно лечение оплачу», - писал Шевченко.

И была наша публикация об ужасающем положении дел в Арзгирской районной больнице, где десятки пациентов подписались под открытым письмом в адрес губернатора с просьбой о независимой проверке, в ответ же получили традиционную министерскую отписку, мол, все у вас хорошо.

Как и были, да и продолжают поступать десятки обращений и комментариев, оставленных жителями края на инстаграм-странице главы региона В. Владимирова, где люди жалуются на качество здравоохранения - нехватку лекарств, врачей, платные услуги, невозможность добраться до районных поликлиник, огромные очереди на УЗИ, КТ и прочие дорогостоящие обследования, ужасающее состояние палат в больницах. Словом, все то, за чем должна следить и не допускать сбоев в работе региональная власть и подчиняющиеся ей профильные ведомства. Но в ответ ставропольцы в лучшем случае получают ответ, что ситуация под контролем, или вообще полный игнор со стороны управленцев. Будто нет этих обращений, нет жалоб, и все хорошо. А «частности» не в счет, даже если они повторяются систематически и в разных уголках края, выхолащивая само понимание качественной медицинской помощи.

И делая это на всех уровнях. Сегодня можно очень много говорить о тех потерях, что нанес нам коронавирус, но вместе со всеми минусами, как ни крути, болезнь снова напомнила нам, какую важную роль в системе здравоохранения играет врач. Что, по большому-то счету, вся конструкция с суперсовременной техникой и передовыми технологиями, новыми лекарственными препаратами и разработанными методиками лечения концентрируется вокруг личности доктора, вокруг его моральных качеств и профессиональных навыков, уровня знаний. Не будет одного из компонентов - все рассыплется, как костяшки домино.

На прошлой неделе в крае скончалась известная врач-гастроэнтеролог Татьяна Удовиченко. В ноябре ушла из жизни главный пульмонолог края Наталья Канукова. В конце декабря Ставрополье простилось с ректором Ставропольского государственного медицинского университета Владимиром Кошелем. Все трое умерли от Covid. И всем троим не смогли помочь их же ученики. Ученики не спасли своих учителей. Ухмылка судьбы? Или очередное «SOS» от мироздания? Не спорю, здесь можно до хрипоты рассуждать о том, что вот он, наглядный пример того, как коронавирус не щадит никого, но и вопросы к навыкам медиков никуда не исчезают. Скажу даже больше - звучат все чаще и чаще.

То мы перелом пятки от сотрясения мозга не отличим, то спутаем ветрянку с сепсисом, «случайно» перережем брюшную аорту, не заметим лужи крови под роженицей, дадим слишком высокий напор кислорода новорожденному крохе...

Право, я не знаю, чего здесь больше - катастрофического уровня нехватки знаний или запредельного равнодушия, с которым сталкиваются старики, беременные женщины, мужчины, дети... И которое не щадит никого. А ведь миссия врача заключается не в громких отчетах и эффективном расходовании средств, а в помощи тому, кому сейчас больно и плохо. Помощи здесь и сейчас. Без требования справок о коронавирусе, полиса, выяснений, плановый пациент или «острый». Это вопросы чиновников, но никак не медиков. Медицина - она ведь про бережное отношение к здоровью человека, а не к цифре. О чем сегодня забыли новоявленные оптимизаторы и чего как раз не видят простые люди, обращаясь за помощью и получая в ответ: нам не до вас, мы с коронавирусом боремся. Приходите, когда станете экстренными, а не профильными. И когда спасать вас будет дороже, сложнее и потребует героических усилий.

Хотя знаете, что самое хорошее в героизме? Когда он не требуется. Когда есть просто работа, и просто врачебный долг вместе с банальным милосердием. Но в крае, повторюсь, почему-то об этом забыли, что еще раз доказала смерть Нины Ивановны.

Марина Кандрашкина.