АД УЖЕ ЗДЕСЬ: ПРО ЛЮДЕЙ И НЕЛЮДЕЙ

Интервью Ксении Собчак с вышедшим на свободу скопинским маньяком и спустя две недели после своего выхода в социальных сетях бьет рейтинги по просмотрам и обсуждаемости. Потому как, увидев «Скопинский маньяк: разговор на свободе», общество вздрогнуло, вспомнило и само заговорило о морали. О том, этично ли вообще предоставлять слово нелюдю, который, похитив двух несовершеннолетних девушек, без малого четыре года держал их в специально вырытом бункере, регулярно насиловал, а новорожденных крох оставлял в подъездах жилых многоэтажек.

«Он брал нас не менее 900 раз каждую», - скажет одна из жертв Мохова Катя Мартынова, не понимая мягкость прежнего законодательства и почему за каждый эпизод насилия нельзя было дать хотя бы по году тюремного заключения вместо, грубо говоря, трех с половиной. Тогда чудовище получило бы пожизненный срок, а не 17 лет, которые 3 марта 2021 года истекли. Вот такая горькая ирония судьбы - с приближающимся 8 Марта, девчонки, подарочек уже в пути. Вон, видите, целых 15 машин журналистского кортежа и вспышки камер возле ворот колонии. Не хватает разве что красной дорожки и хлеба-соли для полного ощущения, что мировую звезду встречают, а не насильника и похитителя. Впрочем, Мохов и ощущает себя звездой.

А почему нет? Мебель в дом перед интервью купили, деньжат на житье-бытье подкинули, возле дома дежурит наряд полиции, «дабы ничего такого не случилось», некая Ксюша рисует на окнах сердечки, а ее тезка «препарирует зло» на камеру.

Во всяком случае, именно так политик, журналист и экс-ведущая «Дома-2» Ксения Собчак объяснила свое стремление взять интервью у Мохова. Дескать, работа настоящего журналиста как раз и заключается в том, чтобы беседовать с самыми разными героями, а не только положительными. Чтобы исследовать зло, нужно хотя бы ненадолго спускаться в подземелье, в самый ад. И тут, казалось бы, с Ксенией Анатольевной не поспоришь, если бы не одно «но»...

Оказавшись в Преисподней, нужно четко понимать, с какой целью ты это дно исследуешь, какой посыл транслируешь оттуда обществу, какую мораль и правду хочешь донести до прилипшей к экранам смартфонов и ноутбуков молодежи в ожидании первых кадров нашумевшего творения Собчак.

И вряд ли подобная «гуманистическая» функция должна начинаться с представления Мохова как главного героя сюжета. Герой в народном понимании - это человек исключительной смелости и доблести, совершающий подвиги мужества во имя жизни и добра на земле. К Мохову же данное определение явно никакого отношения не имеет. Он не рисковал своей жизнью ради других людей. Он предпочитал ломать чужие жизни - своей матери, девчонок и новорожденных детей, выброшенных за ненадобностью. И не стоит ждать от него раскаяния, ползанья на коленях и самобичевания. Этого здесь не будет. То, что за 17 лет, проведенных за решеткой, этот персонаж ничего не понял, становится ясно уже на первых минутах беседы.

Это пусть одна из его жертв, Катя, рассказывает, что ей до сих пор иногда снятся кошмары и что она не любит антоновку, поскольку аромат этих яблок уносит в прошлое, где изувер приносил своим секс-рабыням именно их. Мохову же было не до самокопания ни тогда, ни сейчас. В тюрьме на это времени свободного не хватило: там только и успевай следить, чтобы из разряда «обиженных» в «опущенные» не перейти, рассказывает о трудностях арестантского бытия Собчак ее собеседник. Мол, с утра до позднего вечера только и занимался мытьем полов, уборкой помещений и территорий. А сейчас?

«Сглупил, конечно, но что теперь, всю жизнь страдать?» - говорит он, попивая кофе из стаканчика. Мол, ну да, оступился малехо, с кем не бывает? И вообще, он сам жертва обстоятельств.

«В нехорошем положении оказался. Отпустить боялся, убить не мог», - поет соловьем Мохов. Мол, «и они страдали, и я страдал тоже». В общем, все квиты. А сейчас и он на свободе, и у девочек все хорошо сложилось. Лена учителем стала, не зря все-таки ей книжки и учебники по английскому покупал. Катя тоже уже тогда рукодельницей была. «Что плохого я сделал?» - вопрошает у Собчак ее «герой». Тут в пору медаль и звание «Почетный учитель» года давать, бункер школой прогрессивного образования называть да бывшим жертвам ему в ноги кланяться, а они же вместо этого черную неблагодарность проявляют!

Катя так вообще напраслину на него наводит. «Я читал первую книжку Кати, что она там чуть не на коленях просила-умоляла меня краски купить. Зачем так перевирать? Попросила: «Купи мне краски». Я пошел, купил. «Не такие», - говорит. Пришлось за другими на следующий день бежать», - сетует насильник. Пока зритель ловит себя на мысли о неправильности происходящего в кадре.

Уж слишком теплой получается беседа. Нет в ней дистанцирования от зла, его неприятия и отторжения журналистом. Да и самого зла как такового нет, что еще страшнее. А есть улыбающийся дедушка, с умилением рассказывающий о капризах своих подопечных, которых и шоколадками кормил, и на прогулки выводил. «Мы и Новый год отмечали, и 8 Марта. Выбора у них хоть и не было, но им нравилось», - не понимает суть претензий Мохов. И если не знать всей подоплеки происходящего, в какой-то момент хочется даже сочувственно кивать в сторону Мохова, мол, «да, современные подростки они такие, избалованные и капризные. И ремня на них не хватает». Но в том-то все и дело, что в случае с девчонками он был. И не только ремень.

- Ощущение как бункер, - радостно восклицает Собчак, когда ее «кавалер» проводит экскурсию к подвалу и галантно открывает двери в данное помещение.

- Вы ни разу здесь не были? - уточняет Мохов, с любовью поглаживая скопившийся там хлам. Ностальгирует? По всей видимости, да. А может, и строит планы на будущее. Тем более что смотрит в него уверенно. Не одна же Собчак падуча на «эксклюзив». Его воспоминаний и на других журналистов хватит. Телестудии и телешоу, рекламные акции, можно и свои мемуары выпустить да личную жизнь наладить. Неужто у нас мало любительниц экзотики, как называет себя Мохов? А там и бункер снова «гостеприимно» откроет свои двери. И скрип ступенек, по которым Мохов будет спускаться к своим пленницам, по-прежнему будет означать только одно: сейчас будет насиловать.

«Просто так он никогда не приходил», - рассказывает Катя. Девушка тоже принимает участие в интервью Собчак. И когда звучат ее воспоминания, очень хочется закрыть уши, выключить ноутбук и больше никогда не включать это видео. Чересчур больно и запредельно страшно. Но как бы ты ни гнал от себя образ хрупких, полуголодных, изнасилованных школьниц, он все равно настигает вместе с картинками. Вот старшая Лена однажды понимает, что беременна, но нет никакой больницы, нет УЗИ, нет обследований - только своя кушетка, такая же неопытная подруга и отошедшие воды. Добро пожаловать в ад, детка!

«Тогда он бросил нам медицинское пособие, из которого единственное, что я поняла, что нужно отделить пуповину от плаценты. И просто подготовила таз с водой, были какие-то простыни, мы их разорвали, чтобы запеленать. Ножницами перерезала пуповину. Резала очень долго. Ножницы были тупыми. Все вокруг было в крови», - рассказывает Катя, как впервые принимала роды. И как рыдала Лена, умоляя Мохова оставить новорожденного сына ей. Тот же малыша забрал. И унес. Так же поступил и со вторым мальчиком. После чего в сильной и бойкой девушке что-то окончательно надорвалось. Душевная пытка оказалась страшнее физического насилия. И если последнее давно закончилось, то с выходом данного телесюжета духовное истязание повторилось с удвоенной силой.

«Катя там (в подвале) жила, не рожала, а Лена рожала. А сейчас наоборот получилось: Катя родила, а Лена нет. От меня родила и больше не рожает. Так что я не знаю... Надо бы мне опять заняться ею», - то ли полушутя, то ли всерьез предлагает свои услуги подонок. И все это с улыбкой, с озорным подмигиванием, когда ты даже не знаешь, где большая мерзость - в речах изувера или в поступке съемочной группы. Которые вместо того чтобы тут же закончить съемку и не отходя от кассы начистить морду новоявленному «мессии», не просто промолчали, а еще и выпустили эти слова в эфир. Выпустили осознанно, наперед зная, какую дикую боль они принесут девушке, каким травмирующим эхом отдадутся у той, которая хочет все забыть и просит, чтобы ее не трогали, не ворошили прошлое.

Но нет, уважение к чужой боли нам чуждо! Его попросту нет в этом видео, где в одном месте и в одно время встретились два абсолютно стоящих друг друга даже не человека, а игрока, четко понимающих, что хотят друг от друга, и правило игры только одно - никаких правил. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. И само понятие этики, личной ответственности за транслируемый в мир моральный посыл спит здесь беспробудным сном, позволяя за спиной у девушки снова вытряхивать грязное белье, обсуждать ее бездетность, причины этого и как она, бедняжка, живет с тем, что где-то по земле ходят ее двое уже взрослых сыновей. Причем не просто обсуждать, а смаковать каждую мелочь, привлекая бабульку, которой под дверь тогда бросили одного из мальчиков, выспрашивая, не было ли желания усыновить подкидыша и как отреагировали, когда узнали, чей это ребенок. Нет, дети, конечно, за отцов не отвечают, но...

Что значит боль одной, когда страна вздрогнет и непременно отреагирует на такой «изюм». В общем, ничего личного - просто его величество хайп на сломанных судьбах двух девчонок. Хайп в каждом слове, в каждом жесте. «А это правда, что ты была девственницей и после первого раза месячные еще несколько лет не шли? А ты знаешь, что он вас убить хотел, когда с бельевой веревкой к вам шел? Нет, не знала? Почему не сделал этого? Слабак, наверное. А часто он к вам приходил заниматься сексом? А как именно он выбирал, которую он будет сегодня насиловать? - выспрашивает Собчак у Кати. И эмпатии здесь не больше, чем у табуретки, на которой она же и сидит. Это сродни астаховскому: «Ну чего, как поплавали?», брошенному выжившим детям на Сямозере во время рокового похода.

Ксения Анатольевна «препарирует» зло? Не смешите. Она его рекламирует. Заигрывает с ним. Иначе как объяснить, что бестактные и неудобные вопросы звучат не в адрес изувера, а его жертвы. И почему размышления о морали и падении нравов стоят под откровениями Мохова, рассказывающего, что познакомился с будущими жертвами в баре, предложил выпить, дурочки-девчонки согласились. И кто ж мог подумать, что потом последует отказ от интима? «Разве порядочные девочки угощаются за чужой счет? Если добровольно села в машину, то на что рассчитывала?» - недоумевает изувер. А журналист либо молчит на подобные выпады, либо заинтересовано вопрошает: «А какие девушки были в пору вашей молодости? Мммм... Не такие». Право, тут осталось разве что транспаранты повесить типа «сами виноваты», «баба не захочет, кобель не вскочит».

И не надо про то, что автор всего лишь пыталась быть непредвзятой. Журналистика всегда носит оценочный характер. Ты можешь прямо не выражать симпатии и антипатии к своим собеседникам, но отношение к действующим лицам напрямую прослеживается в том, кого ты выносишь на передний план повествования, чьи эмоции - жертвы или насильника - для тебя первичны, какие вопросы задаешь, какую связь выстраиваешь. А когда в фильме, вроде как осуждающем насилие, его автор всячески старается избегать самого ключевого понятия «изнасилование», это наводит на размышления. Об изнасиловании на видео говорит только Катя, жертва Мохова. Тогда как сама Ксения Собчак предпочитает более обтекаемую формулировку - занятия сексом. Хотя это абсолютно разные понятия. И абсолютно разные истории с разным посылом. И не стоит страшную драму превращать в аналог «Дома-2», где пошлость и разврат - это естественная среда обитания «двенадцати клевых парней и девчат». Но те выбрали ее добровольно и по собственному желанию, тогда как у Кати и Лены никакого выбора не было. Мохов сделал его за них.

И теперь вместе с Собчак с удовольствием смакует свои подвиги на сексуальной ниве, преимущества той или иной позы, млеет от ее комплиментов о его физической мощи, дескать, три раза за ночь - не каждый молодой мужик справится. А тут в его-то семьдесят он еще два раза в день порнографию смотрит, похабными журналами у него забит весь дом, да и вообще подумывает о покупке резиновой куклы... Вам мерзко от этой грязи? Нам тоже. Право, невольно складывается ощущение, что съемочная группа вместе со своим идейным вдохновителем не истоки зла пыталась «исследовать», а его бонусы.

Только вот куда мы придем с таким оправданием зла, очарованностью им? Не породим ли подобными историями очередных любителей «клубнички»? Зло ведь заразительно. Сам Мохов говорит, что загорелся идеей выкопать бункер после прочтения статьи о другом маньяке. Вот только вряд ли в той статье с таким же упоением рассказывали о насильнике и называли его «героем». А тут же и лояльность, и открывающиеся перспективы - зачем тебе корячиться на производстве за МРОТ, зачем получать достойное образование, делать что-то полезное для общества, когда похитил, изнасиловал, отсидел и ты - звезда. Медийная персона, с которой попивают чаек такие же звезды, беседуют о жизни, шастают по бункеру, ходят на могилку к его матери и даже готовы вытирать слезы, пока сиделец-страдалец поскуливает: «Ну, здравствуй, мама. Не дождалась ты меня». Вот такая невероятная пошлость, будто не сам ее свел в могилу раньше времени, будто не из-за него женщине пришлось жить с мыслью, что породила чудовище. И как же мерзка эта попытка очеловечить то, что очеловечиванию ни при каких условиях не подлежит.

Точнее, не подлежало ранее. А теперь уже мало бесконечных шоу с грязным бельем известных артистов, мало дерущихся в студии депутатов, мало пьяных оргий и дебошей, мало стычек любовниц и жен, мало обвинений в неверности и ДНК-тестов, когда хочется не просто грязевых ванн, а чтобы по самую маковку. И Мохов - первый звоночек. Есть еще и вышедший на экраны фильм о Чикатило, анатомическая выставка «Мир тела» на ВДНХ с астрономическими ценами и громадной очередью из желающих посмотреть на «расчлененку». А недавно из тюрьмы освободился еще один человек, нуждающийся в нашем сочувствии, - узбекская мигрантка Гюльчехра Бобокулова, разгуливавшая с головой зарезанной ею четырехлетней девочки по городу. Она вон тоже чуть-чуть оступилась. И тоже не намерена всю жизнь страдать, как и вряд ли откажется от интервью с «препарированием зла», коль на рассказах о страдании жертв можно неплохо заработать.

Ибо в этом цинизме уже стерты все рамки порядочности и морали. Ад - здесь. И что с ним делать, непонятно.

Марина Кандрашкина.

фото из открытого источника