Правда – она и в Африке правда. Особенно третьего августа

Правда – она и в Африке правда. Особенно третьего августа

Этим летом с экранов телевизоров не сходят фотографии членов царской семьи. И сведения о последних днях их жизни. Этот факт зверств большевиков стал широко известным потому, что речь идёт о представителях царствующей династии. Да простят меня новоявленные монархисты за цинизм - это лишь капли в море крови, которой залили страну строители «светлого будущего». На Ставрополье были репрессированы многие сотни «чуждых элементов». Многие семьи достойных людей были искоренены. Примеров - тьма. Вне поля зрения широкой публики остались и миллионы людей, пострадавших намного позже свержения «ненавистного царского режима». Нет в стране семьи, не пострадавшей от рук большевиков. Стоит полистать многотомную Книгу Памяти Ставрополья, в которой представлена малая толика имён людей, пострадавших в годы «строительства социализма». Нет в книге и моего отца. Мы не посчитали нужным ходатайствовать об этом.

До сих пор подвизаются на политической арене страны партии, называющие себя преемниками КПСС, есть и люди, для которых дорого всё, что творилось в СССР. Они научились совмещать поклонение Ленину с участием в крестных ходах. Соседствуют же в Ставрополе памятник воинствующему безбожнику Ленину и фигура ангела с крестом в руках. В чём причина такого парадокса? Наверное, в самой ментальности россиян. Привыкли слепо верить. Ленин обещал «рай на земле», коммунизм - верили. Ангел - атрибут потустороннего мира. Многие теперь верят, что крест в его руках избавит город и горожан от всех напастей. В эпоху Сталина, Брежнева и других «отцов народа» и «гениев человечества» верили в скорый приход «светлого будущего». Некоторые хотят вернуться в «недостроенный рай».
В июне 1941 года произошло событие, повлиявшее на жизнь каждого гражданина страны, вызвавшее много вопросов, на которые не находилось ответов. На вопрос, который был у всех на устах, но не произносился вслух из естественного чувства страха - «почему молчал Сталин?» - вразумительного ответа нет до сих пор. Возникали другие вопросы, которые задавать было не менее опасно. Мы, подростки (мне тогда исполнилось 14 лет), не понимали, с какой целью в самом начале войны, осенью 1941 года, восточнее города, сотни женщин (мужчины были мобилизованы в армию), а также старшие школьники возводят оборонительные сооружения? Немцев ведь надо было ждать с запада!? Или такой вопрос: «Зачем в городе строят столько бомбоубежищ?» Только в городском парке их было сооружено несколько - от примитивных неглубоких зигзагообразных открытых «щелей», до укрытых сверху бревнами и землей «бункеров». Самое благоустроенное бомбоубежище в считанные дни было возведено для краевого начальства в верхней части городского бульвара. Война шла где-то там, но её приближение ощущалось: на улицах появились инвалиды, а в школе - новенькие мальчики и девочки. Это были дети «эвакуированных». Из разговоров с ними стало понятно, что никто их не «эвакуировал» - это были беженцы.
Беда - иначе нельзя назвать события, последовавшие за этим. Они коренным образом повлияли на жизнь обитателей Ворошиловска (так называли Ставрополь в 1935 1943 годы). В 1942 году над городом на большой высоте, оставляя за собой белые полосы, начали курсировать немецкие самолёты-разведчики. Лето 1942 года внесло большие перемены и в жизнь нашей семьи. По состоянию здоровья отца не мобилизовали в армию. Двадцать седьмого июля его «отправили в командировку». Так было сказано маме после того, как он не явился домой с работы. Директор школы и учитель физики, папа с 1940 года работал по совместительству пчеловодом в Сельскохозяйственной исправительно - трудовой колонии, что размещалась на хуторе Грушевом близ Ставрополя. Как позже выяснилось, отец был арестован, что скрыли от нас. Не знали мы, что в начале августа могли бы увидеть его на улице города. Первого августа 1942 года папу с этапом эвакуировали из следственного изолятора Ставрополя. Наш знакомый - доктор Богданов Тигран Иванович будто бы видел отца из окна своего дома в толпе заключенных, которых конвоировали от дома НКВД к железнодорожному вокзалу. Об этом нам стало известно лишь после того, как немцы вошли в город. Но сомнения Богданова передались и нам.
Шестьдесят шесть лет назад, 3 августа 1942 года в Ставрополь вошли немецкие войска. Слово «вошли» - не о способе передвижения. Пеших немецких солдат видеть не довелось. Недолгую после бомбёжки тишину сменил шум моторов. Машины заполонили город. Это были грузовики, крытые брезентом, и легковушки с цветными фигурками - опознавательными знаками. Привыкшие к двум - трём типам советских автомобилей вездесущие мальчишки поражались разнообразию типов и марок машин.
От огромных до маленьких - они укрывались под деревьями, в парке и на улицах. Наверняка не из-за опасения угрозы с неба, а от жары, стоявшей в августе того года. Во время бомбёжки, предшествовавшей вступлению немцев в город, по самолётам, бомбившим город, не стреляли даже из стрелкового оружия. Не было и сигналов воздушной тревоги. Небо и земля были в полном распоряжении немцев. Как на параде, звенья по три самолёта пролетали над нашей улицей, сбрасывая бомбы, которые с меняющимся по тону завыванием устремлялись к земле. От их разрывов сотрясался подвал, в котором мы прятались от бомбёжки. Был момент, когда по угольной куче промелькнула искра - вероятно, это был осколок на излёте, попавший в подвал через узкое окошко. Осколками была испещрена северная стена дома, выбиты стёкла и повреждены рамы со стороны парка. Были повреждены многие дома на нашей улице.
Не одно десятилетие после этого дня исправно работали настенные маятниковые часы, остановившиеся в три часа пятнадцать минут пополудни. Они остановились после того, как в них угодил осколок, оставивший крошечное отверстие в растрескавшемся толстом стекле напротив маятника. А в память об отце остались его фотографии и противоречивые документы. Семейные хлопоты привели к тому, что нам вручили «Справку о реабилитации», в последних строчках которой сказано: «уголовное дело в отношении Ивановского А.А. прокуратурой Ставропольского края прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления и Ивановский Александр Андреевич по этому делу реабилитирован».
В наших семейных архивах хранится «Свидетельство о смерти» где сказано, что Ивановский Александр Андреевич умер 29 июля 1942 года. А в «Справке о реабилитации» сказано, что он был эвакуирован в Красноярск и «в дороге умер 26 сентября 1942 года от сердечной астмы». Где правда? Слово «правда» вызывает у меня аллергию. Настолько стойкую непереносимость к слову, что рука не поднимается читать периодические издания, в названии которых есть это опошленное за многие десятилетия слово. В партийной газете ЦК КПСС «Правда» содержалась настолько отфильтрованная информация, что правда становилась ложью. Полистайте подшивки этой одиозной газеты за прошлые годы - поучительное занятие.

Владимир ИВАНОВСКИЙ.