НЕЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ

В конце января в региональном отделении «Единой России» прошел круглый стол на тему «Врачи и пациенты: правда и вымысел». На нем медицинское сообщество вместе с депутатами и представителями минздрава СК дискутировали в том числе и о том, как современные СМИ отражают врачебные ошибки и чего в наших публикациях больше - правды или вымысла. К слову, обсуждалось все без самих «виновников» торжества - тех самых СМИ, которые рассказывают не только о достижениях ставропольской медицины, но и об исковерканных этой самой медициной человеческих судьбах. И не потому что журналисты не захотели прийти, нас просто на эту встречу не пустили.

Параметры плавающие и плывущие

Например, редакция «Ставропольских ведомостей» получила отказ с формулировкой «свободных мест в зале уже нет». Что само по себе странно, когда даже на пресс-конференцию Президента РФ в зал пускают ровно столько журналистов, пока последние разве что на головах друг у друга не стоят, не то что возле стеночки. А тут же обычное мероприятие и такие невнятные в своей нелепости объяснения.

Зато сразу после так называемого откровенного разговора общественников с врачами и чиновниками во все СМИ был разослан бравурный пресс-релиз из серии «сам себя не похвалишь...». Наборы абитуриентов в медицинские вузы идут очень сильные, средства на модернизацию здравоохранения выделяются громадные, лекарства в больницах - все по полису, в общем, впору на Ставрополье медицинский туризм организовывать. Почему же тогда пациенты заваливают жалобами надзорные органы, федеральный и краевой минздрав? Так это ж - сами виноваты! Не хотят жить, как в Германии или Японии, и бесплатно проходить диспансеризацию, следить за своим здоровьем, выполнять назначения и рекомендации врача, а потом и пишут гневные посты в социальные сети и бегут в СМИ, чтобы «хайпнуть» на теме.

Вот, собственно, и вся проблема, как ее увидели участники недавнего круглого стола. Стола, как видно из присланных пресс-службой фотографий, в пустом зале не нашлось места не только для нас, но и тех самых «несознательных» пациентов, которых мы, по словам медиков, «остервенело» защищаем. В то время, как...

«У каждого человека свои плавающие параметры, и попробуй их сразу определить. Это непростой механизм, и не делать ошибки невозможно. Какая задача здесь, чтобы уколоть, оскорбить государственную систему, унизить врачей? Дискредитировать всю систему здравоохранения, в которой работают тысячи и миллионы людей? Под давлением СМИ начинают приниматься решения и обществом, и правоохранительными органами не в пользу врачей, даже если ошибка не значительная», - пафосно надув щеки, жаловались общественникам медики. Пока в этот же день в нашей редакции плакала очередная мама, потерявшая своего ребенка. Как уверяют семью Тарабаевых, в их случае врачебные ошибки тоже были незначительными.

Кесарево всегда успеется

10 мая Максима Тарабаева в 4:15 утра растормошила перепуганная Ольга. Еще с вечера она жаловалась на общую слабость, что сын как-то беспокойно себя ведет, кружится, пихается, но ближе к ночи все как будто успокоилось. Тогда выдохнули, мол, ложная тревога, ведь в пятницу начинается только 35-я неделя беременности. Но вот пятница, и жалобы Ольги, что начали подтекать воды.

В 5 утра Тарабаевы были в приемном покое ГБУЗ СК «Краевой центр специализированных видов медицинской помощи» города Буденновска. В 6 утра будущую маму подняли в предродовое отделение, где, по словам Ольги, к ней долго никто не подходил.

- Акушера-гинеколога я не видела. Время от времени забегала только акушерка, которая ближе к 7 утра и завела разговор, что все анализы в норме, шов состоятельный, и не хочу ли я попробовать родить самостоятельно. Я еще спросила, не опасно ли это для малыша, но меня уверили, что мы ничем не рискуем. Если что-то пойдет не так, кесарево всегда успеют сделать, - рассказывает Ольга о своих первых часах в роддоме и о том, как мучительно долго тянулось это время. Тишину нарушали лишь взрывы хохота в сестринской, звуки закипающего чайника и ленивые переговоры дежурной бригады, готовящейся сдать смену с одной роженицей в палате.

В 8:00 после пересмены Ольгу впервые осмотрел врач. И судя по тому, как наморщился лоб акушера-гинеколога, увиденное последней явно не понравилось. Оказалось, что у пациентки наблюдается серьезное осложнение, редко, но все же встречающееся в родах - выпадение петлей пуповины, что чревато гипоксией плода. И если не провести экстренное кесарево сечение, малыш просто задохнется. В 9:10 роженицу повезли в операционную, в 9:45 на свет появился Тимофей.

- Мне как раз наносили последние швы, когда я очнулась от общего наркоза. Спрашиваю, что с сыночком - мне все улыбаются, говорят, что малыш родился хороший, весит 2630 граммов, сразу после родов закричал, сам стал дышать, и ему поставили 7 баллов по шкале Апгар только потому, что он недоношенный. Сейчас он находится в общей палате обсервационного отделения новорожденных. Как только я немного отдохну, мне его принесут, - шепчет Ольга, воскрешая в памяти те радостные минуты, за которыми потянулись часы ожидания первой встречи со своим сыном. Заснуть она больше не смогла.

Ближе к 11 часам радостное предвкушение сменилось недоумением - где ребенок. В 11:30, когда в палату зашла акушер-гинеколог, та лишь развела руками. Чего паникуешь, наберись терпения и выдохни. 12:00... 12:30... 13:00. Когда к 13:30 дыхательная гимнастика окончательно перестала помогать, Ольга в который раз снова потребовала показать ей ребенка или хотя бы позвать неонатолога в палату. И что это за объяснения, что его не могут найти по всей больнице? Он же не иголка в стоге сена? Нет, Буденновск - город маленький, и они, конечно, слышали разговоры, что тот подрабатывает на стороне педиатром, но не в разгар же рабочего дня? Разве медики способны на такой цинизм?

Он просто умер

В 14:35 Максим подходил к палате своей супруги, когда туда же зашел неонатолог Геннадий Иванович Карышев (фамилия изменена).

- Стал возле кровати, дерганный такой, руки трясутся, глаза в пол. «Извините, но ваш ребенок умер», - говорит. Мы с мужем смотрим на него. А он ногой притаптывает и так сбивчиво рассказывает, что когда сына принесли в отделение, все было хорошо. А потом он вдруг начал кряхтеть, кричать, задыхаться, синеть. Дали кислород, не помогло. Увеличили дозу, но у малыша оказался воздух в легких, отчего их разорвало. Мол, скорее всего, это была какая-то патология, и смерть была стремительная, когда ничего нельзя было предпринять и спасти малютку, - пересказывает Ольга версию, озвученную доктором.

Версию, в которую Тарабаевы не верят. - За эти 9 месяцев от того же Карышева мы слышали уже несколько интерпретаций того, как умер наш ребенок и какие реанимационные мероприятия ему оказывались. Сначала неонатолог говорил, что ребенок прожил всего 1,5 часа, потом вдруг выяснилось, что смерть наступила в 13:30, через 3,5 часа. А это уже совсем другой временной промежуток, который порождает еще больше вопросов. Например, в медицинской карте новорожденного с 9:45 до 11:40 нет записей, что происходило с нашим сыном в первые часы жизни. Почему? Может, неонатолога на самом деле не было в отделении? Да и правильно ли был организован уход за ребенком? Ведь как нам потом пояснил заведующий детским отделением новорожденных, поскольку сын родился недоношенным, его изначально после рождения нужно было поместить в специальный кювез, куда подается кислород, регулируется температура и влажность, чтобы имитировать те условия, в которых он жил все месяцы. Однако этого никто не сделал. Кроме того, нам рассказывали, что реанимационные мероприятия стали проводить медсестры, пока Карышев бегал по этажам. Вызова второго неонатолога не было. А много ли крохе нужно? - рассказывают о том, что гложет их все это время, Ольга и Максим.

И помимо этих нестыковок, касающихся нескольких часов жизни Тимофея, настораживают Тарабаевых и события, развернувшиеся уже после смерти младенца, когда врачи не хотели показывать родителям их мертвого сына. Ни отцу, ни матери. Ни в этот день, ни на следующий. Мол, после вскрытия увидите.

- Да и с этим вскрытием тоже было много странностей. Сначала нам говорили, что оно состоится после выходных в понедельник. В субботу к 9 утра иду навестить супругу в больницу, на ступеньках встречаю Карышева, который и сказал, что 8 утра все было проведено и его версия подтвердилась. У нашего сына была обнаружена патология легких как болезнь гиалиновых мембран, осложнившаяся острой сердечно-легочной недостаточностью. Но если неонатологом все было сделано правильно и смерть ребенка была непредотвратимой, к чему такая спешка в выходной день и рано утром? - недоумевает Максим.

- Может, просто вошли в положение? Тоже ведь родители, - осторожно предполагаю я и натыкаюсь на ироничную усмешку своего собеседника.

- Вошли в положение, говорите? Мне и в этот день не показали сына, сославшись на то, что его еще «в порядок не привели». Да и вообще патологоанатом очень удивился нашему решению забрать малыша и похоронить его. До сих пор в ушах стоит его «зачем оно вам надо?». А потом на мой вопрос, что принести, последовал совет: «Ну, пакетик там или картонную коробку. Завернем в пеленку, так и похороните», - сжимает кулаки военный, видавший за годы службы многое и разное. Однако новых седых волос в русую шевелюру ему добавила жуткая истерика супруги, когда мама наконец увидела своего сыночка.

- Он такой маленький был. Весь в синяках. По тельцу кровоподтеки. Глаза впалые, опухшие, красные и почему-то черные-черные губы, - рассказывает Ольга.

В первые часы после смерти сына она думала, что больнее быть уже не может. Однако воздуха резко перестало хватать. «Это точно мой ребенок? Что вы с ним сделали?» - вцепившись в мужа, спросила Ольга у медиков.

В смерти сына виновата мама?

Не найдя ответа, в середине мая Тарабаевы обратились в следственные органы с заявлением о привлечении виновных в смерти сына к уголовной ответственности. А 2 июня 2019 года Буденновским межрайонным следственным отделом Следственного управления СК было возбуждено уголовное дело по факту причинения смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей. И чтобы определить это самое «лицо», тогда же следствием была запрошена комиссионная судебно-медицинская экспертиза в ГБУЗ СК «Краевое бюро СМЭ». В рамках исследования экспертам предстояло ответить на следующие вопросы: отчего произошла смерть младенца; можно ли было ее избежать; достаточно ли полно была оказана медицинская помощь новорожденному; не было ли ошибок при проведении операции кесарево сечения, как они повлияли на состояние плода и кто несет за это ответственность.

Когда же экспертиза была готова, ее выводы, мягко говоря, шокировали Тарабаевых. И даже не тем, что краевыми экспертами слово в слово был повторен диагноз, выставленный буденновскими коллегами. К этому супруги были готовы, а вот что причиной респираторного дистресс-синдрома медики назовут внутриутробную инфекцию, нет.

- Какая инфекция, если я четко соблюдала все предписания врачей, контролировала диабет, худела на протяжении всей беременности. Все анализы и УЗИ тоже были в норме. А тут не только мне, но и моему мальчику такой букет заболеваний приписали, что вообще удивительно, как с такими диагнозами он жил еще целых 3,5 часа. Да и если допустить, что он был так сильно болен, почему сам закричал, почему медики ему 7 баллов поставили и положили в общую палату? - задает вполне резонные вопросы Ольга и плачет от обиды.

От обиды за сына, которому после смерти вдруг стали снимать 7-бальные показатели, и «члены комиссии считают, что смерть новорожденного наступила не от действий врачей, а от тяжелой врожденной патологии. Медицинская помощь матери и ребенку в ГБУЗ СК «Краевой центр СВМП № 1 оказана в полном объеме и правильно. Действия врачей к смерти Т. Тарабаева не привели». От обиды за себя, когда в... «генезисе смерти новорожденного превалирует отказ матери от экстренной операции кесарева сечения, что привело к тяжелой внутриутробной гипоксии плода. Судебно-медицинская комиссия отмечает, что операция кесарева сечения была проведена с опозданием на час, что обусловлено первоначальным категорическим отказом матери от оперативного вмешательства».

- Но это наглая ложь. Изначально мне никто не предлагал хирургическое вмешательство и не рассказывал об осложнениях. А теперь меня уверяют, что сама во всем виновата, и показывают письменный отказ от операции. Единственная моя ошибка, что я безоговорочно доверяла дежурившей бригаде, и когда перед экстренным кесаревым сечением мне принесли на подпись кипу документов, я подписала их, не читая. Не до чтения мне было, я же сына спасала, - уже не сдерживает слез Ольга, пока Максим просто прижимает к себе супругу.

- Вот краевые эксперты пишут, что смерть ребенка была непредотвратимой. Вместе с тем, помимо обращения в следственные органы, мы писали и отдельную жалобу в минздрав СК, где по ней была проведена проверка и выявлены нарушения в организации лечебно-диагностического процесса новорожденному, которые могли негативно повлиять на течение заболевания ребенка. Более того, врачебная комиссия при минздраве СК признала смерть условно-предотвратимой. Кому нам верить? И почему тогда дежурный неонатолог несколько раз искал с нами встречи и уговаривал не писать на него заявление в следственные органы. Рассказывал, что у него есть серьезные связи во врачебном сообществе, медицинские технологии шагнули далеко вперед, и они сделают все от них зависящее, чтобы уже через три месяца жена снова забеременела. Разве так себя ведут невиновные, пытаясь откупиться новым ребенком от моего погибшего сына? - не понимает Максим.

Поэтому, не согласившись с прозвучавшими выводами, в конце сентября 2019 года Тарабаевы вместе со своим адвокатом Олегом Дзалаевым выступили с ходатайством о проведении повторной экспертизы, которая по настоянию потерпевших поручена московским экспертам. И все бы ничего, но... Очередь огромная, вполне вероятно, что время ожидания может растянуться на год, два, три. Готовы ли столько ждать Тарабаевы?

- А у нас есть выбор? Я не пойму только одного. Вот мы - семья военных. Мой муж защищает рубежи родины от внешних угроз, чтобы все жили спокойно. Но почему внутри страны, где выделяются громадные средства на развитие здравоохранения и действует масса различных медицинских нормативов и инструкций, никто не смог защитить моего ребенка? Ни живого, ни мертвого... Ведь наказание зависло в воздухе, а значит, те же врачи будут так же работать, принимать роды, смотреть за младенцами и в случае ЧП рассказывать мамам, что они сами виноваты. Почему так? - уже на выходе спрашивает у меня Ольга.

А я не знаю, что ответить. Разве что процитировать доктора, что у каждого человека свои плавающие параметры... И все мы под Богом ходим, пока наблюдается бешенный прорыв в здравоохранении, где все хорошо и просто замечательно. Только вот журналистам и убитым горем родителям поросенки всякие мерещатся.

Марина КАНДРАШКИНА.