Он был объединяющей личностью

Я давно задумал написать о Евгении Семеновиче Кузнецове. Несколько раз заходил к нему в кабинет советника председателя Государственной думы Ставропольского края. Договаривались выбрать как-нибудь время, хорошенько посидеть, повспоминать былое и сочинить несколько статей-бесед о начале девяностых, первых, самых сложных месяцах и годах его губернаторства. В конце октября я даже извлек из подвала десятка два папок с архивами тех времен и погрузился в уже ставшую историей эпоху, подготавливал вопросы, которые задам.
И вдруг – жуткое известие.
Не успел. И уже никогда не спрошу и никогда не услышу его веселый смех, раздумчивый голос.

В конце октября 1991 года был опубликован Указ президента Б.Н. Ельцина о назначении главой администрации Ставропольского края Евгения Семеновича Кузнецова. В демократических кругах, приложивших руку к тому, чтобы в Ставрополе коммунистическая власть пала, к этому известию отнеслись с настороженным выжиданием.
Лично мне Кузнецов импонировал. Я познакомился с ним в 1981 году, когда заведовал отделом в газете «Молодой ленинец», а он был еще главным инженером завода «Электроавтоматика». Позже не раз просил его о встрече по газетным делам, уже работая в «Ставропольской правде». Завод был одним из крупнейших в крае, привлекал внимание своими новациями, а руководитель - Кузнецов – считался одним из самых колоритных директоров. Как человеку пишущему мне приходилось подглядывать за своими героями, сравнивать их, отмечать в них особенное, Кузнецов восхитил меня в первую же встречу. Пожалуй, более талантливого и незаурядного человека я в своей журналистской практике не встречал.
Покоряло его умение мгновенно проникать в суть излагаемой проблемы. Проницательный, слегка насмешливый взгляд пробуравливал тебя насквозь, и если ты начинал путаться, глаза становились колючими, обжигающими. И еще он запомнится тем, кто знал его близко, артистизмом, изяществом в обращении, тонким юмором. А его сочной, афористической речи позавидовали бы многие писатели. И вот сидит он, бывало, в своем губернаторском кресле, откинувшись назад, открыто и доброжелательно поглядывает на визави, дымит сигареткой, время от времени взрывается заразительным смехом, а на столе табличка «Денег нет, но курить можно». Хотя как бы сложно ни приходилось, он не разводил беспомощно руки, мол, дефицит бюджета, Москва денег не дает, и всегда помогал найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации.
Сказать, что Кузнецову выпало возглавить край в сложное время, значит, не сказать ничего. Как-то восемнадцать лет возглавлявший крайисполком И.Т. Таранов заметил: «Если сравнить с теми условиями, в которых работали мы, тебе, Женя, и твоим ребятам надо год за три считать...». Осень 91-го года и зима 92-го года вспоминаются как что-то жуткое, как сцены из фильма ужасов. На глазах разваливалось государство. Нарастала анархия. Законы не действовали. Деньги обесценивались. Товары исчезали с полок магазинов. В декабре администрация края по просьбе мэра Москвы Г.Попова сформировала два эшелона с зерном, мукой, крупой, сахаром, консервами, сухофруктами для столицы, которой угрожал голод. В соседней Чечне творился беспредел, возбужденные казаки требовали оружия. Немногочисленные, спонтанно возникающие то тут, то там митинги с одним лозунгом: «Долой!» На границах между регионами спешно сооружались блокпосты: контроль за вывозом продовольствия. Повсюду сеялись тревога, недоверие, подозрительность.
Половину ноября и декабря я провел на колесах. По поручению губернатора замы объезжали районы и города, встречались с трудовыми коллективами, представителями общественности. Проходили консультации на предмет выявления кандидатов на пост глав районных и городских администраций. Глава края требовал, чтобы не только соблюдались демократические процедуры, но и были выявлены претенденты, которые обладают наибольшим авторитетом, профессиональны и смогут эффективно действовать в кризисной ситуации. «Поймите, ребята, - напутствовал он, - от того, что мы сделаем сейчас, зависят наши будущие удачи и неудачи. Ошибок быть не должно». Когда-нибудь будущие историки отметят, что в начале 1992 года от социального взрыва край спасли те, кого нетерпеливые сограждане записывали в бюрократы – бывшие председатели райисполкомов, руководители крупных хозяйств, ставшие главами администраций. Они бросили на чашу весов свой авторитет, знание людей и местных условий, профессиональное умение. Можно только удивляться фантастической интуиции, благодаря которой Кузнецов из более чем сотни кандидатур безошибочно отобрал три десятка управленцев, и они, оказавшись на самом стыке, лицом к лицу с нарастающим недовольством масс, тащили вместе с губернатором свою нелегкую ношу.
Кузнецов в избытке обладал важнейшим талантом правителя. У него от Бога был особый, сродни музыкальному, слух на людей. Он слышал, как тянет ноту каждый управленец в отдельности и как звучит его голос в хоре, и как прирожденный дирижер управлял оркестром и добивался гармонии. Каждый, выхваченный его цепким взглядом из ряда соискателей, оказался на своем месте и исполнил свой долг.
В январе 1992-го года И.С. Болдырев оставил пост председателя крайсовета. Краевой совет был избран еще при советской власти. Настроение большинства депутатов было известно каким. Имея за спиной столь ненадежный «тыл», трудно было рассчитывать на сколь-нибудь серьезный успех. Размышляя о качествах будущего спикера, перебирая окружающих его соратников, Кузнецов остановил свой выбор на главе Пятигорска Ю. Гончаренко. Он успел зарекомендовать себя высокопрофессиональным, хладнокровным и гибко мыслящим лидером, искренне настроенным на реформы. Не отторгало его и коммунистическое большинство в совете. Юрий Андреевич сопротивлялся, но губернатор умел убеждать. При этом он проявил недюжинный талант дипломатического лавирования, переговаривая с руководителями комитетов и комиссий, влиятельными депутатами. И добился своего.
Это сейчас понимаешь, насколько тонко Кузнецов улавливал динамику политической температуры общества. Избрание Гончаренко председателем крайсовета стало не только личной победой губернатора, но и событием краевого масштаба, благотворные последствия которого мы вскорости ощутили. В период драматичного противостояния Верховного Совета и президента сторонники Хасбулатова находили поддержку в региональных представительных органах, многие из которых превращались в центры воинственной оппозиции. На Ставрополье представительная и исполнительная ветви сумели избежать открытой конфронтации и достаточно плодотворно сотрудничали, прилагая все силы, чтобы удержать от развала экономику и социальную сферу. И поэтому из того смутного времени в наше прорастают не сорняки. Губернаторские стипендии лучшим студентам, международный музыкальный конкурс имени Сафонова, сохранившиеся промышленные предприятия, понемногу поднимающиеся на ноги фермеры, памятник Михаилу Лермонтову возле драмтеатра, Новоалександровский стеклотарный завод, которого не было бы в помине, если бы Кузнецов в свое время не поверил и не выделил на свой страх и риск кредит, который уже много раз окупился. Перечень воплощенных в металл и бетон инициатив губернатора можно продолжать бесконечно....
От кого-то я услышал, что, мол, Кузнецов был компромиссной фигурой. Вглядываясь в события тех дней, вдумываясь в причины и следствия конкретных решений и событий, понимаешь, насколько поверхностно подобное утверждение. Компромиссная фигура, угодная и тем, и этим, не способна на принципиальные поступки. Как, например, возвращение ставропольской Епархии принадлежащих ей когда-то архиерейских покоев. Для этого губернатору пришлось принять непопулярное решение: отнять здание бывшего Дома политпросвещения в центре города у Ставропольской товарной биржи. На губернатора давили со всех сторон. И ведь очень просто было отмахнуться от робких просьб маловлиятельной и привыкшей к унижениям со стороны властей Церкви, и не ссориться с бизнес сообществом. Но он был непреклонен. Это наш долг перед Церковью, а долги надо отдавать! Оценивая роль Кузнецова в истории края, правильнее было бы сказать, что он стал для Ставрополья объединяющей, консолидирующей личностью. Он как магнит притягивал к себе самых разных людей, не сходных по характеру, масштабам, политической ориентации, заряжал своим пониманием происходящего и настраивал на ритм становления новой социально-экономической реальности.
Среди прочего, как заместитель главы администрации, я ведал и вопросами межнациональных отношений и часто сопровождал губернатора в поездках на форумы и встречи с руководителями субъектов Северного Кавказа. Жизнь ежедневно подкидывала проблемы, которые требовали коллегиальных обсуждений, и региональные лидеры встречались часто. Как-то само собой получилось, что на первых же подобных сходах Кузнецов выделился из ряда бывалых руководителей. Он не был старшим ни по возрасту, что имеет немалое значение на Кавказе, ни по пребыванию на высоком посту, не возглавлял самый экономически сильный регион, потому что Кубань и Дон были мощнее нас, и, тем не менее, к нему тянулись, его внимания искали. Часто я наблюдал такую сценку: как только Евгений Семенович появлялся в зале, даже такие влиятельные и уважаемые руководители, привыкшие быть в центре внимания, как глава Северной Осетии А. Галазов или Кабардино-Балкарии В. Коков, сворачивали разговор и оказывались рядом с Кузнецовым, словно подчеркивая его особенность, первенство. А когда деловые дискуссии плавно переносились в торжественное застолье, и наступал час неформального общения, во главу стола усаживали Евгения Семеновича. Однажды мне позвонил мэр Кизляра В. Паламарчук с не совсем обычной просьбой: уговорить Кузнецова приехать в Кисловодск, где в очередном экономическом форуме должен был участвовать заместитель главы Дагестана и поговорить с ним. В Кизляре возникли проблемы, городские власти не находили взаимопонимания с республиканскими. «К Кузнецову прислушаются» убеждал мэр. В январе 1993 года в Кисловодске начались переговоры по урегулированию осетино-ингушского конфликта. Руководители обеих республик единодушно пожелали видеть в качестве посредника Ставропольский край. Кузнецову верили. Сейчас, когда Евгений Семенович уже не услышит моих слов и к ним не прилипнут подозрения в лести или корыстной неискренности, я хотел бы, пусть и с опозданием, признаться, что в те минуты я испытывал волнующее чувство гордости за то, что Ставропольем руководит незаурядный, обаятельный, удивительно умный человек, и я не только знаю его, но и работаю с ним в одной команде.
Высшей похвалой в устах Кузнецова было «Это личность!». В этих словах и признание интеллекта, и уважение политической позиции, и оценка профессионализма, который у политика очень часто идентичен мужеству – и наоборот.
«Это настоящая личность!», - восхищенно провозгласил он в начале 1995 года, вернувшись из поездки в Грозный. Эпитет относился к недавнему коллеге из Краснодарского края Н. Егорову, который уже в ранге министра по делам национальностей был направлен в Чечню и, столкнувшись с несогласованностью действий генералов, раздраем, а иногда и бестолковщиной, принял очень важное решение. Кузнецов умел брать ответственность на себя. Умел прикрывать своих коллег и подчиненных. Умел ставить интересы государства выше всего. Мы служим России, без пафоса говорил он. И болезненно переживал поразившую столичные верхи борьбу за власть, беспринципность, которые разваливали государство. В средине 93-го года он вылетел в Москву, чтобы встретиться с А.Руцким. Их связывали тесные дружеские отношения, Руцкой протежировал назначение Кузнецова губернатором. Разговор получился нелицеприятным и жестким. Губернатор откровенно заявил вице-президенту, что не одобряет его действий. «Уходи в отставку, а потом возглавляй оппозицию президенту. Ты присягал на верность, надо исполнять долг. Чисто по-человечески, я тебе друг. Если тебя выгонят с работы и останешься без куска хлеба – можешь на меня рассчитывать. Но политически я противник твоей линии».
Когда в июне 95-го года грянула буденновская трагедия, осунувшийся и словно постаревший от пережитого Кузнецов, не сдерживая ярости, высказывал набившим штаб по освобождению заложников столичным чинам все, что он думает о политике правительства на Северном Кавказе. Он, не заботясь о последствиях, гневно бросил в лицо правозащитнику С.Ковалеву: «Где же вы были, господа правозащитники, когда русских тысячами вышвыривали из собственных квартир в Грозном? Почему не защищали их права так же ревностно, как сейчас носитесь с бандитами, выдавая их за повстанцев-освободителей?» Обеление бандитов перед мировой общественностью, чем занимается Ковалев, это предательство России и всех народов, Россию населяющих. Такое не прощается. Задергались невидимые ниточки. Побежал коридорный шепоток - самое мощное оружие бюрократии. Ставропольский губернатор был назначен ответственным за то, что спецслужбы прохлопали бандитскую вылазку Басаева, и несправедливо освобожден от занимаемой должности.
А мы оказались настолько деморализованы, что не смогли ничего предпринять для защиты своего лидера.
В глазах, как будто это было вчера, брызжущий яркими искрами солнечный день. Стройный, подтянутый, веселый Кузнецов в ослепительно белом, удивительно ладно сидящем на нем костюме. В его руках саксофон – наш коллективный подарок ему на день рождения. Он с наслаждением прикасается к инструменту и вытягивает задорную ликующую мелодию, и в душе рождается порыв присоединиться, подтянуть, слиться с истекающим от него теплом.
Солнечный человек.
Верю, что когда-нибудь в Ставрополе будет поставлен памятник первому ставропольскому губернатору новой России. И, может быть, именно таким он и будет - с саксофоном. Это было бы очень в его духе. Евгений Кузнецов безумно любил жизнь и был удивительно, на зависть, жизнерадостным и живым человеком.
Василий КРАСУЛЯ,
заместитель главы администрации края в 1991 - 1996 годах.