ТРИ ДНЯ В ПЕКИНЕ

Продолжение. Начало в №№ 19-21

Последний день пребывания в китайской столице. Сумбур и непредсказуемость: полиция перекрыла на площади Тяньаньмэнь вход в императорский дворец Гугун, он же Запретный или Пурпурный город. Главную достопримечательность Китая вблизи нам уже точно не видать. Облом Обломович явился в гости собственной персоной. Только и остается, что вдоволь ознакомиться с главной площадью страны.

Тяньаньмэнь, или Ворота небесного спокойствия, - одна из самых больших площадей мира, может вместить от одного до двух миллионов человек. Отсюда Мао Цзэдун провозгласил 1 октября 1949 года рождение Нового Китая. Наше телевидение как-то показало ранее неизвестные, по каким-то причинам засекреченные кинокадры, отснятые советскими операторами на цветной пленке. Фильм назывался «Второе рождение Поднебесной». Кадры уникальные. Где, к примеру, еще увидишь величественные стены древнего Пекина? Их протяженность составляла 24 километра, а толщина два десятка метров. Они давно снесены и на их месте проложена одна из кольцевых автодорог.

 Кинопленка запечатлела сценки уличной жизни - выступление пожилого мастера, выполняющего упражнения с трехзвенным цепом на глазах восхищенной публики, занимательного рассказчика сяошора, дополняющего свои байки показом кинокартинок. А вот камера выхватывает лица малышей, не отрывающих взгляда от рук взрослого, изготавливающего фигурки лошадей, дракончиков из жженого сахара, их тут же можно было съесть.

 Запечатлели советские кинодокументалисты и самый первый парад семидесятилетней давности на площади Тяньаньмэнь, речь вождя, взирающего на толпы ликующих масс. Рядом с ним стояли его боевые товарищи Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, маршал Чжу Дэ, Сун Цинлин - вдова основателя Китайской Республики Сунь Ятсена, другие коммунистические вожди и члены коалиционного правительства. На левой стороне френча Мао видна красная ленточка с иероглифами «Чжуси» - «Председатель». «Мао Чжуси ваньсуй!» - «Да здравствует Председатель Мао!» - скоро эти слова станут самыми важными в жизни всех китайцев, паролем верности вождю.

Вошли в фильм и кадры, показывающие празднование 21 декабря того же 1949 года юбилея Сталина во дворе советского посольства. Жители столицы несут многочисленные подарки, плакаты с пожеланиями долголетия нашему вождю. Их приветливые улыбающиеся лица показаны крупным планом. Сам Мао в эти дни прибыл в Москву, чтобы лично поздравить советского лидера.

 В эти годы на пике дружбы между двумя странами композитор Вано Мурадели написал на слова Максима Вершинина песню в маршеобразном ритме «Москва-Пекин»: Русский с китайцем - братья навек, Крепнет единство народов и рас. Плечи расправил простой человек, С песней шагает простой человек, Сталин и Мао слушают нас.

Все это было, но будет в дальнейшем и другое - самое настоящее обожествление Мао, несколько миллиардов отштампованных значков с его изображением, не поддающиеся никакому учету издания и переиздания «красных драгоценных книг» - цитатников с изречениями вождя. Их и сейчас без труда можно найти в любом городе Поднебесной - есть варианты на китайском и английском языках.

Диктатура Мао Цзэдуна, его самовластие и непогрешимость обернулись кошмаром страны - насаждением коммун с военизированным трудом и бытом, провалом «большого скачка», невиданным голодом 1960 года, когда люди умирали десятками тысяч каждый день. Во многих местах ели даже землю, смешанную с сорняками. Ее называли «Гуанинь ту» - «земля богини милосердия Гуанинь». После употребления такого «продукта», как правило, следовал летальный исход.

 В Китае был развязан террор. Подручными Мао стали хунвэйбины, что означает «красные охранники», и цзаофани - «бунтари», охваченные безумием разрушения. На той же площади Тяньаньмэнь Великий кормчий сказал гвардейцам «культурной революции»: «Я решительно поддерживаю вас». Этого было достаточно, чтобы поднять страну на дыбы. Первой жертвой экстремистов стала женщина, директор школы. Мучители поливали жертву кипятком, избивали, после чего она скончалась. Неисчислимы жертвы тех, кто попал в те годы под «красное колесо» террора - многие были расстреляны, замучены без суда и следствия, более ста миллионов пострадали в той или иной степени. О многом думалось и вспоминалось на площади Тяньаньмэнь - разве забудешь те китайские события минувшего, которые стали касаться и твоей страны, и в какой-то мере тебя лично.

В середине шестидесятых, в старших классах школы, я уже начал пописывать в краевую молодежную газету - хотел стать журналистом, интересовался периодикой - ее в нашей сельской библиотеке было на любой вкус. С неослабевающим вниманием следил за международными событиями, и прежде всего в Китае. Новости оттуда ошпаривали, как кипяток, в них было что-то иррациональное. А как переменился тон нашей прессы: вместо слащаво-растроганного он превратился в отчужденно-обличительный. О былой Великой дружбе с дальневосточным соседом уже никто не вспоминал. Окончательный спад отношений был налицо. С иронией писали у нас о пышных славословиях в адрес Мао, сравнивавших высоту его авторитета с горой Тайшань, а широту с Восточно-Китайским морем, с озабоченностью о военном психозе в стране, о гонениях на интеллигенцию, которую называли «девятым поганцем», о лагерях трудового перевоспитания. И с тревогой об экстремистских призывах «водрузить знамя Мао Цзэдуна на Красной площади».

1969 год. Я учился на втором курсе университета, когда полыхнуло на Даманском. У всех на устах были имена героев вооруженного конфликта лейтенантов Ивана Стрельникова, Виталия Бубенина, сержанта Юрия Бабанского и других пограничников, отразивших вооруженное нападение китайцев. Для большинства советских людей было откровением узнать, что КНР претендует на полтора миллиона квадратных километров наших земель. Тревожные настроения были и в верхах, и в низах. Пошли разговоры о надвигающейся большой войне. У нас, будущих журналистов, наряду с лекциями по гуманитарным дисциплинам шли также раз в неделю занятия на военной кафедре. И преподаватели в погонах говорили без обиняков: «Военная специальность для вас не главная, но вы будущие офицеры запаса и в случае чего встанете в строй вслед за кадровыми офицерами. Возможная война с Китаем будет очень тяжелой, учитесь военному делу по-настоящему...» В том году Китай наряду с США и ФРГ впервые был назван основным врагом Советского Союза.

 У Мао было много навязчивых идей. Одна из них - ядерная война полезна делу социализма. Зная об этом, глава итальянской компартии Пальмиро Тольятти как-то спросил у китайского лидера: «Товарищ Мао Цзэдун, а сколько в результате атомной войны останется итальянцев?» Ответ ошеломил: «Нисколько. А почему вы считаете, что итальянцы так важны человечеству?»

Вот с таким политиком Москва имела дело. «Маргариновым марксистом» называл его Сталин. Только осмотрительная, взвешенная позиция руководства СССР помогла избежать войны, а нашему поколению не стать ее участниками. Задаю Чин Чуань вопрос с подцепом: «Как в современном Китае оценивается личность Преседателя Мао?» Та заученно отчеканила: «70 процентов у него было положительного, 30 отрицательного». Иного я и не ожидал. Знал, что эта партийная установка вдалбливается в голову каждого китайца со школьной скамьи, знал, но хотел проверить, услышать напрямую из уст нашей улыбчивой китаянки.

На чем основано такое соотношение положительного и отрицательного, вряд ли кто в Китае внятно объяснит иностранцу, но пусть только кто попытается прибавить или убавить хоть полпроцента в ту или иную сторону! Взгляд вождя на портрете, помещенном над Вратами небесного спокойствия, устремлен через площадь на массивное квадратное здание. Это Дом памяти Председателя Мао. Там он и лежит в хрустальном гробу. Подходим к четырехгранному монументу Народным героям в центре Тяньаньмэнь. На его гранях две надписи в память о погибших «в борьбе с угнетателями» начиная с «опиумных войн» и до провозглашения КНР. Одна из них выполнена рукой Мао Цзэдуна, другая написана почерком премьера Госсовета Чжоу Эньлая. На высоком цоколе барельефы, отражающие важнейшие вехи истории Китая - победоносное форсирование коммунистическими войсками реки Янцзы, освобождение южных районов страны, партизанская война против японских захватчиков, Наньчанское восстание 1927 года и многое другое.

* * *

На дворец Гугун удалось взглянуть с высотки парка Цзиншань - хоть так. Отсюда самое близкое расстояние до Запретного города - самого большого дворцового комплекса в мире. Гугун, что означает «Дворец прежних правителей», был резиденцией 14 императоров династии Мин и 10 императоров династии Цин. Другое его название - Запретный город - появилось ввиду того, что на территории пребывания властителей Китая, Сынов Неба, могли находиться только евнухи, наложницы, охранники и слуги. Простым смертным вход сюда был закрыт без особого приглашения. «Пурпурным» императорский дворец называли по цвету стен главных ворот. 

Последний император Поднебесной Пу И вспоминал в своих мемуарах: «Каждый день, едва сумерки окутывали Запретный город и за воротами скрывался последний посетитель, тишину нарушали леденящие душу выкрики: «Опустить засовы! Запереть замки! Осторожно с фонарями!» И вместе с последней фразой во всех уголках Запретного города слышались монотонные голоса дежурных евнухов. Они наполняли Запретный город какой-то таинственностью. Я боялся выйти из комнаты, и мне казалось, что все духи и привидения из рассказов моих наставников собрались за моим окном».

Фортуна будет очень неблагосклонна к последнему Сыну Неба - ему, отстраненному от власти, предстоит стать марионеткой в руках китайской военщины и японских милитаристов. А пока баловень судьбы предавался в Запретном городе детским императорским забавам - заставлял евнухов есть землю, стрелял по их окнам свинцовыми пульками из духового ружья, ибо, читаем дальше: «Люди в моем представлении были всего лишь «рабами» и простолюдинами. В течение моего пребывания во дворце лишь при жизни кормилицы и под влиянием ее бесхитростных речей я иногда задумывался над тем, что и другие такие же люди, как я». Остальным во дворце было наплевать на эти небезобидные проделки - Пу И ведь совсем еще ребенок...

Наши перемещения последнего дня - нас на велотакси провезли еще по улицам столичных хутунов, напоминающих старые дворики наших городов, - должны были закончиться посещением пекинской оперы и отбытием на вокзал. После обеда все к тому и шло, но господин случай опять внес свои поправки, заставив всех изрядно понервничать. Но сперва о встрече с высоким искусством.

Василий Кизилов.

Продолжение следует...